Фарух Рузиматов. Сценическое животное

Танцовщик-феномен Мариинского театра 1980-2000-х годов вмиг покорил петербургскую публику: обжигающие пируэты и сладострастные позы пробуждали всякого зрителя ото сна. Языческий блеск Фаруха Рузиматова был блеском не принца — шаха русского балета.

Рузиматов врывался на сцену Кировского театра (сейчас — Мариинский театр) с огненным вихрем раба Али («Корсар»), вожделеющими прыжками Золотого раба («Шехеразада») и чеканными позировками Базиля («Дон Кихот»). Танцовщик успешно выходил и в образах принцев, правда, расписные колеты жали Рузиматову, а дистиллированная хореография XIX века стесняла размах артиста. Он мог бы править племенами, половецким ханством или Османским султанатом — не двором Флорестана XIV.

Наследник виртуозной техники, вольности и шарма Нижинского идеально вписывался в балеты Михаила Фокина («Шехеразада», «Видение розы»), где свобода и темперамент ценятся больше, чем классическая балетная выучка.

Животный шарм Рузиматова и раньше подкупал больше grand pirouettes или ярких jete entrelacé — подкупает и сейчас. Что ни исполняй шестидесятилетний танцовщик, полководца Помпея или Людовика XIV, каждый шаг, поворот головы или движение рук у Рузиматова превращается в Танец. «Точность — вежливость королей» — фраза о Фарухе Рузиматове.